— Да, накройте в беседке, — девушка махнула холеной рукой: "А кто вам прислуживает на войне, капитан Горовиц? У вас есть денщик?"
— У нас же не британская армия, — Хаим посмотрел в карие, красивые глаза мисс Линдо. "У нас все идут добровольцами и сражаются наравне. Да и зачем мне денщик, я и сам все умею, — он помолчал: "А ваш отец не хочет освободить своих рабов?"
— А зачем? — мисс Абигайл пожала стройными плечами и расправила складки шелкового платья. "У наших предков, в Святой Земле, тоже были рабы — Тора нас так учит. И наш раввин говорит, что это — Божья воля, вы же сами слышали, на проповеди. Господь создал негров для того, чтобы они служили белым людям, а иначе, зачем они нужны?"
— У меня нет рабов, — коротко сказал Хаим. "И никогда не будет, мисс Линдо. И вообще, — он задумался, — вы же слышали, что наш народ, в Европе — тоже страдал от унижений. Как же мы можем обрекать на такую судьбу создания Божьи?"
Мисс Линдо незаметно зевнула, прикрыв рот ладошкой. Поднимаясь, она ответила: "Не буду же я сама готовить, убираться и ухаживать за детьми, капитан Горовиц, — девушка внезапно зарделась. Встряхнув убранной белыми цветами, темноволосой головой, она решительно продолжила: "Не знаю, как у вас там, на севере, а здесь, на юге, без рабов нельзя. Давайте, — она указала в сторону беседки, — выпьем чаю, и вам же надо идти к миссис Сальвадор, вы говорили?"
— Да, — хмуро ответил Хаим, следуя за девушкой, — я ей привез деньги, что мы, офицеры, собрали.
— Вот у нее — нет рабов, — улыбнулась мисс Линдо. "Покойный мистер Сальвадор был этим… — девушка сморщила гладкий лоб.
— Аболиционистом, — помог Хаим, смотря куда-то вдаль. "Я знаю, я с ним виделся несколько раз".
— И вообще, — мисс Линдо остановилась перед входом в изящный, в греческом стиле, павильон, — они бедные. Мистер Сальвадор слишком увлекался политикой, а потом у них индейцы сожгли ферму, вот они и остались без гроша, — девушка звонко рассмеялась: "Холодный чай с мятой, капитан Горовиц, или вы, там, на севере, все еще его не пьете? Боретесь с британцами и за столом?"
Хаим, ничего не ответив, прошел внутрь.
На улице было шумно, фермерские повозки поднимали пыль. Хаим, обернувшись на колонну британских солдат в красных мундирах, незаметно пересчитал их: "Пора и домой. Незачем больше рисковать, я все узнал, что надо. Конечно, хорошо бы посмотреть планы движения войск, но в штаб меня никто не пустит, а ночью он охраняется. Со сватовством этим пора заканчивать, — он поморщился, — понятно, что ничего не получится. Извинюсь и уеду".
Он свернул в узкую улицу. Сверившись с записной книжкой, поднявшись на крыльцо деревянного, невидного дома, Хаим постучал в дверь.
На покрытом истертым ковром полу гостиной были разбросаны игрушки. Мальчик, лет трех, поднял серьезные, темные глаза, и вежливо сказал: "Здравствуйте".
— Моше, ты пойди к себе, милый, поиграй пока там, — миссис Сальвадор, — маленькая, худенькая, в траурном платье, — наклонилась и поцеловала ребенка в лоб. Мальчик тихо вышел. Хаим увидел в углу почти пустой гостиной старую колыбель.
— А это тоже Фрэнсис, — голос женщины задрожал. Она, присев за стол, положила перед собой руки, сцепив тонкие пальцы. "Отца его в августе убили, а он, — миссис Сальвадор кивнула на колыбель, — в октябре родился, как раз после праздников". Женщина тяжело вздохнула и замолчала.
— Миссис Сальвадор, — Хаим все смотрел на мирно спящего младенца, — мне очень, очень жаль. Вы же знаете, как Фрэнсиса любили в армии. Вот, — он достал из внутреннего кармана сюртука конверт, и положил перед ней, — мы вам собрали немного. Генерал Вашингтон обещал, что вы непременно будете получать пенсию, как только закончится война.
Женщина тихо повторила: "Как только закончится…, Спасибо, капитан Горовиц, — она быстро вытерла слезу. Поднявшись, махнув рукой: "Не вставайте!", — женщина взяла с камина шкатулку.
— Вот, — миссис Сальвадор развернула листок, — это мне полковник Томпсон написал, после того, как Фрэнсис…, - она не закончила, и, пробормотав что-то, вышла из комнаты.
— Дорогая миссис Сальвадор! — начал читать Хаим, — с глубоким прискорбием вынужден вам сообщить, что ваш муж, доброволец Фрэнсис Сальвадор, погиб первого августа этого года в стычке с британскими войсками. После того, как он сообщил мне, проскакав за одну ночь тридцать миль, что британцы, вкупе с индейцами, начали грабить и жечь отдаленные фермы, я немедленно отправился навстречу противнику.
К сожалению, во время ночного боя, Фрэнсис был ранен. Индейцы обнаружили его раньше наших санитаров, и сняли с него скальп. Он скончался на моих руках, миссис Сальвадор, и перед смертью спросил, как закончился бой. Когда я сказал ему, что мы победили, и британцы обратились в бегство, он пожал мне руку и, закрыв глаза, шепнул: "Уже скоро". Он умер через несколько мгновений, миссис Сальвадор. Я от своего лица и от имени всех моих солдат и офицеров, приношу вам искренние соболезнования. Пусть Господь упокоит душу Фрэнсиса в Своем присутствии.
С уважением, полковник Континентальной Армии, Уильям Томпсон.
Хаим отложил письмо и услышал из колыбели зевок. Он осторожно взял на руки просыпающегося мальчика. Покачав его, глядя на маленький, выцветший американский флаг, что висел над камином, он тихо сказал: "Вырастешь, Фрэнсис Сальвадор, и мама тебе все расскажет. А ты, — он улыбнулся, глядя на нежное личико, — будь счастлив, милый".
— Да что вы, — он услышал озабоченный голос женщины, — давайте я, капитан Горовиц.
Хаим рассмеялся: "Я же врач, миссис Сальвадор, я не только пули вынимать умею. Не волнуйтесь".
Она убрала письмо: "Это были те индейцы, что с лордом Кинтейлом потом на север ушли, в Виргинию, а оттуда — к Трентону. Не знаете, как там у них? — она кивнула головой за окно.
Хаим передал ей младенца: "Вот сейчас вернусь и узнаю. Но, думаю, генерал Вашингтон их разгромил и Кинтейл уже болтается на каком-нибудь дереве".
— Я читала, — темные глаза миссис Сальвадор заблестели гневом, — про эту бедную женщину, Юджинию. Какой стыд, капитан Горовиц, какой позор. Фрэнсис же был избран делегатом на Континентальный Конгресс, но эти стычки начались, и он сказал, что его долг — остаться здесь. А так бы он выступал за отмену рабства, конечно.
— Умер, — миссис Сальвадор помолчала, — так и не узнав, что приняли Декларацию Независимости. Меня больше всего это мучает, и еще то, — она покачала сына, — что Моше только через десять лет сможет кадиш по отцу сказать.
Хаим обвел глазами комнату и осторожно спросил: "Миссис Сальвадор, а как же община? Помогают вам?"